24 декабря исполнилось 60 лет со дня кончины протоиерея Дмитрия Флоринского. Имя его почти забыто в нашем городе. А ведь он служил в Ильинском соборе в первое послевоенное десятилетие, и многие сольчане, родившиеся в те годы, были опущены в крещальную купель именно его рукой. Поэтому стоит рассказать о жизненном пути отца Дмитрия, о его служении в Сольцах.

Родился он 24 февраля (по новому стилю) 1888 года в городе Александрове Владимирской губернии, в семье священника Успенского монастыря Николая Ивановича Флоринского (1856-1918). И отец, и мать, Клавдия Васильевна (1861-1937), происходили из духовного сословия. Кроме Дмитрия, в семье было ещё семеро детей. Юность была типичной для сыновей священнослужителей, которые в большинстве шли по стопам отцов и дедов. По окончании начального городского училища в 1898 году, он был зачислен во Владимирское Духовное училище, а в 1902 году – во Владимирскую Духовную семинарию, которую окончил через шесть лет.

Учился он, однако, столь успешно, что по окончании семинарии его ждало не назначение на городской или сельский приход (что было судьбой большинства «бурсаков»), а новый этап учёбы – в Казанской Духовной академии, которую он окончил в 1912 году со званием кандидата богословия, защитив диссертацию на тему «Современные задачи пастыря Церкви в звании законоучителя». Кстати, тема эта – что и как должен преподавать священник на уроках Закона Божия –актуальна и в наши дни.

С октября того же года Дмитрий Флоринский назначен помощником инспектора Казанской Духовной семинарии. Одновременно он преподавал в 1-й городской мужской гимназии русский язык и историю, а в старших классах по совместительству – и русскую литературу. И, видимо серьёзно готовясь к стезе учителя, получал второе высшее образование. В архивной справке читаем: «...Советом Академии рекомендован на должность преподавателя в Духовных семинариях, особенно по догматике, богословию и истории Русской Церкви, а также в миссионеры среди инородцев. По решению Синода от 10 августа 1912 г... получил отсрочку в назначении на духовно-учебную службу до окончания курса в Педагогическом институте им. Шелапутина».

Семья Флоринских. Дмитрий стоит справа. Александров, 1913-15 гг.

Но, видимо, душа Дмитрия желала не академической карьеры, а практической деятельности. Да и хотелось быть ближе к престарелым родителям. Тем более, что вскоре (около 1915 года) он сочетался браком с Марией Александровной Сокольской, дочерью настоятеля фабричной церкви Св. Живоначальной Троицы в селе Карабаново, что неподалёку от Александрова.

Поэтому вскоре Дмитрий Флоринский вернулся на родину, и с октября 1915 года был назначен наблюдателем церковно-приходских школ Александровского уезда Владимирской епархии. А через месяц, 4 ноября, был рукоположен в сан священника.

В каком храме служил отец Дмитрий до революции, неизвестно. Скорее всего, в самом Александрове и, возможно, в соборе Рождества Христова, настоятелем которого был его отец. 4 апреля 1918 года назначен к временному исполнению обязанностей по приходу села Самарино Александровского уезда. С 12 апреля 1919 года назначен 2-м священником Троицкой церкви в селе Карабаново, на место скончавшегося 12 марта тестя, протоиерея Александра Сокольского. В конце 1920-х годов советские власти запустили очередной виток репрессий против верующих. Особенно страдали семьи священников, которые в обществе «светлого будущего» стали просто изгоями, как тогда говорили – «лишенцами». Они были лишены некоторых гражданских прав, детям было запрещено получать высшее образование и служить в армии. Так и матушка Мария Флоринская в 1927 году была лишена избирательных прав. Нелегко приходилось и детям – Елизавете (1916 г.р.) и Николаю (1921 г.р.). Елизавета Дмитриевна оставила воспоминания, в которых о том времени сказано так: «Когда я ещё училась в карабановской школе, началась кампания против религии. Усиленно привлекались дети в пионеры, в комсомол... Началась «травля», т.е. насмешки против нашей семьи (и вообще против духовенства)».

Отец Дмитрий и матушка Мария Флоринские. Фото конца 1920-х гг. Вероятно, в селе Карабаново.

Дальше наступили ещё более тяжёлые времена: «Папу вызвали в милицию и… заставляли подписать документ, что он обязуется доносить о каждом приходящем к нему верующем... При получении духовного сана папа давал обещание обо всём молчать, что говорил или в чём каялся верующий... Он документ не подписал, категорически отказался быть «осведомителем», за это его продержали в «заключении» при милиции две недели». Вдобавок выселили из церковного дома, и семья из трёх человек (Лизу забрала в Ленинград сестра матушки Марии) ютилась в комнате у знакомого рабочего. Оттуда, впрочем, вскоре пришлось снова съехать, теперь в деревню Степково, так как «рабочего Кукушкина «загрызли» за то, что он «держит попа» и грозили увольнением с работы».

5 марта 1929 года Троицкая церковь была закрыта (и взорвана в 1937 году). Отец Дмитрий Флоринский продолжал совершать крестины и отпевания на домах у верующих, но в следующем году был арестован и осужден на 1 год лишения свободы по ст. 168 УК РСФСР: «Присвоение, т.е. удержание с корыстной целью чужого имущества, вверенного для определенной цели, или растрата этого имущества, – лишение свободы на срок до двух лет». Формальным поводом к такому обвинению стало то, что при закрытии храма отец Дмитрий взял домой дарохранительницу, обречённую на изъятие и поругание.

Срок отец Дмитрий отбывал на лесозаготовках в Карелии, у станции Медвежья гора. В это же время семья была раскулачена, фактически – ограблена. «Маме оставили только одну ложку столовую деревянную и табуретку» – вспоминает Елизавета Дмитриевна.

После освобождения отец Дмитрий пытался устроиться в Ленинграде, но по доносу соседа, как «лишенец», был выслан за «101-й километр». Некоторое время прожили близ станции Плюсса в деревне Погорелово. Наверное, отец Дмитрий вначале пытался продолжить служение Церкви. Но тогда храмы массово закрывались, и немногие оставшиеся на свободе священнослужители были вынуждены устраиваться на мирские работы. Так и отец Дмитрий устроился рабочим на лесосплав. Матушка подрабатывала шитьём на дому.

На работу отцу Дмитрию приходилось ходить 7 км. в одну сторону, до станции Плюсса. Это было нелегко, особенно зимой. Поэтому решили перебраться в Тарковичи. В трудовой книжке есть запись от 2 октября 1933 года: «общий стаж работы до поступления в Оредежский леспромхоз – 3 года и 3 месяца» (вероятно, сюда входит и работа в заключении) и указана профессия – пилостав (рабочий, устанавливающий пилы на лесопильных рамах). Лучшей должности для «неблагонадёжного» человека с двумя высшими образованиями и учёной степенью не нашлось...

Отец Дмитрий Флоринский на пилораме,1939 г.

В этом же Оредежском леспромхозе отец Дмитрий и работал до начала войны. Был даже несколько раз премирован за перевыполнение плана. В справке 1936 года указан адрес: «ст. Торковичи Окт. ж. д., Торговая ул., дом <Николая Васильевича> Дербасова». Там семья снимала 14-ти метровую комнатку.

Скоро пришла новая беда – в начале сентября 1935 года Коля Флоринский был отчислен из школы как сын «лишенца», а в конце месяца скончался от менингита.

Летом 1941 года отец Дмитрий и матушка Мария оказались под оккупацией. «Родители две недели стояли на очереди за эвакуационным талоном, но так и не получили» – вспоминала Елизавета. Сама она вместе с маленьким сыном оказалась в блокадном Ленинграде, но Бог их хранил, и они были эвакуированы.

Во время оккупации отец Дмитрий вернулся к священническому служению, в Успенской церкви села Хрепле Батецкого района. После вывоза в 1944 году немцами местных жителей в Тельшяйский уезд Литвы, работал кучером у помещика, исполнял и там пастырские обязанности среди своих прихожан. Митрополит Виленский и Литовский Сергий (Воскресенский) назначил его уполномоченным по делам духовного обслуживания приходов и русских беженцев в Литве, а по переезде Псковской миссии из Пскова в Литву он получил назначение окружного миссионера.

2 мая 1945 года Флоринские вернулись на Родину вместе с эшелоном реэвакуантов. Но Торковичи были сожжены, а храм в Хрепле разорён и непригоден для богослужений. Были предложения поехать в Новгород или Псков. Но отец Дмитрий не хотел служить в больших соборах: на это «уже ни моральной, ни физической возможности у него не было». Да и чем дальше от властей – тем лучше...

Короткое время он служил в Усть-Варваринской церкви Красностанского сельсовета, неподалеку от Новгорода. Вскоре этот маленький приход закрыли, а отца Дмитрия перевели в деревню Воронино близ станции Мойка. Почти сразу закрыли и местный храм. Наконец, 17 сентября 1945 года митрополит Григорий (Чуков) назначает его настоятелем Ильинского собора в Сольцах. Сохранилась следующая «Справка о регистрации духовенства»:

«Настоящая справка выдана гражданину Флоринскому Дмитрию Николаевичу, проживающему в гор. Сольцы, в том, что он по проверке документов 24 октября 1945 г. Уполномоченным Совета по делам Русской Православной церкви при Совете Министров СССР по Новгородской области зарегистрирован в качестве настоятеля приходской общины Ильинского собора, находящейся в г. Сольцы, с правом совершения богослужений в названной церкви и церковных треб на дому у верующих по их приглашению в пределах Батецкого, Уторгошского и Солецкого районов. В случае оставления гр. Флоринским Д.Н. службы в данном приходе, справка должна быть возвращена Уполномоченному Совета по делам Русской Православной церкви при Совете Министров СССР по Новгородской области».

Впрочем, надо отметить, что по списку приходов Псковской миссии ещё во время немецкой оккупации в причте Ильинского собора числился «протоиерей Николай Флоринский». Если это опечатка (как наверняка и есть) и следует читать «Дмитрий Флоринский», то духовную связь отца Дмитрия с Сольцами надо отсчитывать как минимум с 1943 года.

11 ноября 1945 года, после более чем годовой борьбы верующих за сохранение Ильинского собора местом молитвы (а были планы устроить тут Дом культуры) состоялось его освящение и первое богослужение.

Ильинский собор. Разлив Шелони. Фото середины 1940-х – начала 1950-х гг.

Отчёт Новгородской епархии за 1946 год сообщает, что протоиерей Дмитрий Флоринский уже был благочинным Солецкого церковного округа. Под его начальством были приходы в Сольцах (собор Илии Пророка), в дер. Муссы (церковь Покрова Божией Матери), в селе Городня (церковь св. Дмитрия Солунского), в селе Велебицы (церковь св. Иоанна Богослова), в селе Косицкое (церковь Рождества Пресвятой Богородицы), в селе Молочково (Успенская церковь), в селе Мроткино (Никольская церковь), в селе Передольское (Скорбященская церковь), в селе Сабле (Успенская церковь) и в селе Хочени (Никольская церковь).

Правда, катастрофически не хватало тех, кто мог бы в этих храмах служить. Ведь большинство духовенства было репрессировано в 1937-38 годах (почти все – расстреляны), кто-то был арестован по «делу Псковской миссии», а кто-то после эвакуации 1944 года остался в Прибалтике… Так что кроме самого отца Дмитрия в нашем районе, похоже, сперва служили всего два священника: Феодор Пузанов (с начала 1947 года) и Николай Соловьев.

Да и власти снова начали «закручивать гайки». После «оттепели» военных лет, когда отношение к верующим на время изменилось в лучшую сторону (вследствие патриотической позиции Церкви и внешнеполитического давления со стороны союзников), в послевоенные годы начало постепенно «холодать». Так, к упомянутому отчёту 1946 года была приложена просьба верующих об открытии храма в деревне Илемно. Эту просьбу, как и многие подобные по области, партийные и советские органы не удовлетворили, да и уже открытые храмы начали потихоньку закрывать под благовидными предлогами.

Не оставляли в покое даже Ильинский собор. Уже в 1948 году райисполком попросил общину временно уступить летний зал под склад зерна, под предлогом спасения урожая. «Временное» владение конторой «Заготзерно» и другими организациями продлилось целых 7 лет, за которые помещение было сильно повреждено. Так, в 1952 году там поставили двигатель для сортировки зерна, дым и пыль от которого оседали на росписях и проникали в «зимнюю» часть собора, которая в дни праздников не могла вместить всех молящихся. В общем, власти слепо следовали богоборческой идеологии марксизма, как бы не замечая, что унижают собственный народ и рубят сук, на котором сидят.

Впрочем, как рассказывает солецкий старожил К.И.Шветов, «простые люди к отцу Дмитрию относились хорошо. Люди ещё веровали в Бога, ведь оставалось старое поколение – женщины, старушки». Отца Дмитрия он вспоминает как справедливого человека: «Как-то я по устному договору со старостой отремонтировал крышу собора. А староста меня обманул, заплатил меньше. Я пожаловался отцу Дмитрию. Он этому старосте такой нагоняй дал!..

...Отец Дмитрий снимал дом у моей тёти, по линии матери. По Новгородской улице налево, где улочка на гору идёт, одноэтажный деревянный угловой дом, в зелёный цвет сейчас выкрашен. Там, не доходя, есть проулок с колодцем, ещё у моего деда был вырыт, материного отца. Рядом и наш дом стоял, но сгорел в войну. Тётка сама жила в Ленинграде, приезжала сюда только летом на отдых, так что дом сдавала церкви. Это оплачивал приход, по хорошей цене.

Я у отца Дмитрия бывал в гостях, поскольку сразу после войны надо было починить крышу этого дома, побитую осколками. Мы ним поговорили, он кое-что рассказал о своей судьбе».

Отец Дмитрий Флоринский. Фото конца 1940-х – начала 1950-х гг.

Константин Иванович вспоминает и о том, что в трудные послевоенные годы отец Дмитрий «часто помогал из церковных денег, когда люди были в затруднении. Сгорит, к примеру, у кого-то дом – собор давал помощь. Ведь доход церкви после войны хороший был, многие приходили поминать погибших...

...Кроме огромного налога, который финотдел брал с собора, отец Дмитрий отчислял из церковной кассы на содержание детского сада и яслей, на еду и зарплату воспитателям – всё это содержалось за счёт собора. За это даже некоторые коммунисты его поддерживали. Про эти отчисления я точно знаю, так как иногда сам принимал участие в подсчёте пожертвований. Он в то тяжёлое, голодное время и меня немного поддерживал материально».

Отмечает он и красивый, мощный голос отца Дмитрия, и его богатырскую внешность: «Завязла как-то телега с товаром, и возчик никак не мог справиться. Отец Дмитрий попросил принести рукавицы, снял рясу и за задние колёса поднял телегу! Весь город удивился. Не только силе, но и тому, что помог в таком грязном и трудном деле. Другой бы мимо прошёл...

...По городу отец Дмитрий ходил в подряснике или рясе, с наперсным крестом. А если приглашали к больному или умирающему, исповедать и причастить, то тогда шёл в полном облачении. И в больницу так приходил. Даже тогда понимали, что последнюю волю умирающего надо уважать. Тем более, что если человек умирает неисповеданным, с большими грехами на душе, то отходит тяжело. От этого нелегко и врачам, и медсёстрам. А если священник придёт и исповедает, то помирать уже много легче».

События тех же лет немного описаны и в воспоминаниях Елизаветы Дмитриевны Флоринской: «Папа пользовался большим уважением… поставил собор «на ноги», привел в порядок после военных разрушений. Сначала мои родители жили в доме «Степаниды» и занимали малюсенькую комнату, где помещались только кровать и столик. И вообще в то послевоенное время многие люди потеряли дома и жили в землянках. Вот, например, идешь по дороге и видишь столбик с надписью фамилии, ход вниз закрывается деревянной крышкой. Сделано отверстие для света, вставлено стекло. Я была в этом «подземелье». Его сделала одна молодая женщина. Там было, для лета, довольно неплохо. Так жили многие... мужчин-то не было. Женщины всё делали сами.

В Сольцах остался целым большой дом – жены профессора Фармаковского. Кто-то из него выехал, и его сняли для жительства моих родителей. Цена жилья была недешевой, но часть оплачивала церковь. Потом встал вопрос – надо для папы машину – церковь могла купить… остановились на лошади, т.к. зимой машина не везде проедет. В общем, папе всячески оказывали внимание и любовь.

Папа вложил всю душу в этот собор... Отремонтировал. Привел в порядок… Как всегда, стоит отремонтировать – церковь закрывается. В один из дней папу вызвали в поселковый совет и сказали, что необходимо в церкви сложить мешки с зерном или мукой. Папа в воскресенье сообщил об этом верующим, которые очень возмутились такому порядку. Папа сказал: «в тяжёлую и трудную минут для народа, в Божий храм можно пускать даже собак! Свиней, лошадей и коров!». Под зерно-муку пришлось пожертвовать один из приделов.

Отец Дмитрий Флоринский на отпевании, незадолго до своей кончины. Рядом «бабка Харитина» (вместо дьячка).

Как-то праздновали Пасху. Были бочки с дёгтем и несколько ракет. Во время крестного хода бочки были подожжены, а ребята с удовольствием запускали осветительные ракеты… Это не то, что прежде (до революции). Это бедность, но всё же праздник для народа. Это считалось «вражеским поступком» – коммунисты ворчали: «поповская агитация!» Интересно, когда кто-либо из них умирал, то просил похоронить по церковному! И говаривали при случае: «Господи, спаси; Господи, помоги; Господи прости!» Оглянуться – нет ли кого, да и перекрестятся!..

Последнее время после всяких неприятностей и гонений… мои родители не имели своего угла, всё скитались, жили у людей. Терпели насмешки всю жизнь. Недоброжелательное отношение властей к религии, как «к опиуму для народа». Всё это сказалось на папином здоровье. Он стал болеть. Трудно стало служить. Сдало сердце, началась водянка и папа умер… В полном сознании – посмотрел на икону, перекрестился и упал...».

Да, пережитые невзгоды сказались на здоровье отца Дмитрия, и 24 декабря 1952 он скончался в Сольцах от тяжёлой сердечной недостаточности. Местом его упокоения стал древний погост в Муссах, близ стен церкви, где по церковному обычаю хоронят священников. Как видно на старой фотографии, любимого и уважаемого батюшку провожали в последний путь множество сольчан, 2-3 сотни человек. Дочь вспоминала: «Во время болезни папы, ещё церковь в Сольцах функционировала, за него служил отец Николай из Велебиц. Это тоже человек старого закала – не «красный». Они друг друга уважали. Отец Николай хоронил папу по всем правилам, с колокольным звоном, одежде соответствующей и митре... На похороны собрались все Сольцы. Гроб с телом всю дорогу несли на себе. Мужчины наперебой брали смену. Шли с открытыми головами. Хоронили «нашего батюшку – отца Дмитрия, хороший был человек»! Отец Николай умер года через 3-4 после папы...».

Могила отца Дмитрия. Декабрь 1952 г. Надпись на верхней ленте: «Высокочтимому незабвенному другу нашему Дмитрию Николаевичу Флоринскому от семьи Сокольских». На нижней ленте: «Горячо любимому дедушке <и отцу> от всего сердца. Родные».

В Евангелии сказано: «Поминайте наставников ваших, которые проповедовали вам слово Божие,.. подражайте вере их» (Евр.13,7). И это, без сомнения, приложимо к памяти отца Дмитрия. Ведь, благодаря в том числе и его вере, его мужественному служению в годы репрессий и бесправия, на нашей земле сохранилась церковная жизнь. Это было самым главным, несмотря на неизбежные материальные потери в том неравном противостоянии. А разрушенные стены можно воздвигнуть вновь – в этом году возрождён собор в Карабанове, медленно, но верно реставрируется и наш Ильинский собор…

Виталий Койсин, ноябрь-декабрь 2012 г.