В.Бахар
БОРОК. ПАРТИЗАНСКАЯ БЫЛЬ.
"Солецкая газета" № 12 (13 февраля 2004 г.)

Вся местность вокруг деревни Борок Вшельского сельсовета словно и создавалась Богом для того, чтобы защищать население от непрошеных гостей. Густые леса, топкие болота, где, не зная верных тропинок, рискуешь остаться в трясине навсегда, густой кустарник по краю отвоеванных у леса полей — всё это несколько изменилось со времени военного лихолетья, как изменилась, практически опустев, сама деревня.

Некогда Борок с «приросшим» переулком (который жители метко окрестили Грабиловкой, но не за то, что там кого-то грабили, а потому, что вырос он на месте, где деревенский люд сенцо подгребал) насчитывал 110 дворов. Да в каждом обитали большие крепкие крестьянские семьи человек по 8-12. Это сейчас жилых 11 домов, в редком — вдвоём старики век коротают, всё чаще в одиночку.

Гусевой Евгении Ивановне повезло: она в любимой деревне с дочкой живет, они не расстаются ни на день, ни на час — единственное дитя Евгении Ивановны — инвалид детства I группы. Наверное, Богу угодно было испытать характер Евгении Ивановны на прочность ещё и этой бедой. Как будто на один бабий век их мало пришлось...

В плохое верить не хотелось

Когда началась война, Женя восемь классов закончила, шёл ей 17-й год. О плохом в этом возрасте не думается, в дурное не верится. Беду почувствовали, когда отца на фронт забрали, а за ним добровольцем ушёл и работавший на военном Кировском заводе, имевший бронь старший брат. А Женю в 42-м году вместе со многими женщинами и девушками из окрестных деревень немцы угнали под Ленинград на строительство дороги.

Но что-то у фашистов не ладилось, видимо, не по плану шло, и в один из дней, почувствовав слабину в охране, многие девчонки подались через леса домой. Они вернулись в сожженную дотла деревню, где ждали их разные вести: скорбные — отец Евгении Ивановны погиб, а брат ранен, в плену, и более оптимистические — немцы в деревне не злобствуют, большими отрядами в Борок не наведываются, видимо, опасаясь партизан, движение которых в их краях возглавили коммунисты, работавшие до войны в райкоме ВКП(б), Шилов и Рябков.

«Мы хотим помогать нашим»

Устав от мыканья по сараям, чужим баням, стылой сырости каменной кладовой, приспособленной под жилье, Евгения Ивановна с мамой и младшим братиком подались в недалекое Язвище. Осенью, как раз в Воздвижение, туда на лошадях приехали партизаны во главе со своим командиром Кирдянкиным. Они рассказали о положении на фронтах, о том, что враги планируют угонять трудоспособное население в Германию, и о том, что Москва держит связь с партизанской базой в Киевце.

Многие, да почти все парни и оставшиеся мужики, после этой встречи ушли в леса, в боевые отряды партизан. А девушкам, пожелавшим помогать партизанам, было велено остаться в деревнях, собирать сведения и держать связь с местным отрядом, который возглавил здешний лесник Александр Илларионович Гаврилов.

Партизанки собирали сведения о немцах, о их технике, передвижении, передавали боевым отрядам. А те, в свою очередь, наносили непоправимый вред врагу, разбивали обозы, устраивали засады. Их деятельность стала такой активной, что немцы боялись и сунуться в окрестные леса.

Евгению Ивановну часто посылали в Городище, где жили её знакомые. Там она следила за немцами, считала танки и машины, узнавала от других связных ценные сведения и передавала их в отряд. Однажды она видела, как через Городище проходили огромные колонны наших пленных, израненных, окровавленных, их охраняли автоматчики с собаками. Рассказывая командиру об увиденном, девушка горько плакала, ведь где-то вот так же мучился в плену её брат.

Когда немца погнали, всем деревенским пришлось уйти в лесные окопы — срывая зло за свое поражение, враг безжалостно карал всех, кто просто даже подозревался в связи с партизанами. В Борке таковыми были, практически, все.

— Когда бой стих, мы с Таней отправились в деревню на лошадке, запряженной в сани, — Евгения Ивановна промокает глаза платочком, — надо же было узнать, кто в деревне — наши или враги. Таня, она бойчей меня, страха не знала, настоящая партизанка, даже в боевом отряде была и на базу в Киевец ходила.

По деревне расхаживали люди в полушубках, казалось, что это и советские, да какие-то не русские, больно черные да смуглые. И девчонки догадались: да это же бойцы из братских республик!

«Нерусские наши» велели возвращаться всем в деревню и начинать заново жить, теперь враг не нарушит их мирный покой.

«Бес вольный» из Борка

Так в деревне любовно называли на гуляньях Татьяну Кирилловну Алексееву, ту самую, с которой Гусева в освобожденную деревню приехала. Веселая, работящая, бесстрашная, озорная, она, конечно, одной из первых ушла в отряд Гаврилова. И получила задание: найти работу в Толчино, поближе к немцам, она устроилась, но по заданию партизан время от времени уходила в Уторгрш, вроде бы в гости к троюродной сестре, которая работала в немецкой комендатуре. Собранные сведения порой за одну ночь успевала передать на базу в Киевец, а утром снова выйти на работу в Толчино.

— Моими непосредственными начальницами были две пожилые немки, — рассказывает Татьяна Кирилловна, — они заставляли меня писать заявления, если я отлучалась. Каждый раз, уходя в Уторгош или Киевец, я писала, что иду в родную деревню к матери, у которой на руках была большая, из 12 человек, семья. И, слава Богу, ни разу не проверили.

Бегая по темным лесам и потайным болотным тропам, бесстрашная Танюшка не боялась ничего. Ей удавалось выходить невредимой из очень опасных ситуаций. Чудом осталась живой, когда немцы, гнавшиеся за ней, штыками кололи сено в сарае, а под настрекой в этом самом сене она и схоронилась. Не побоялась она обыскать и распухший труп убитого немца, а найденную карту их местности передала партизанам. Наган же отчаянная девчонка оставила себе. Не боялась она и тогда, когда, узнав, что немцы готовят ночной рейд по окрестным деревням, чтоб угонять жителей в неволю, пробежать в одиночку по лесу и болотам в Киевец и сообщить об этом командованию партизанских отрядов. Сразу же после её прихода партизаны на лошадях понеслись по округе и предупредили население, все, кому грозила опасность, ушли в лес.

И была только одна вещь, которой смелая партизанка боялась до дрожи в коленках. А страшнее всего для «беса вольного» было — вдруг мама узнает, что она партизанка? Мама у Танюши была строгая и на расправу скорая...

«Дорого мы заплатили войне»

Из Борка, когда освободили советские войска Новгородчину, все парни и мужики, что были в партизанах, ушли в действующую армию. В деревню вернулись лишь совсем мальчишки, такие, как братишка Евгении Гусевой. Им было лет по 14-15 и для войны они не годились. А в партизанах, несмотря на малолетство, много пользы принесли.

С фронта же домой вернулись лишь немногие, сложили свои буйны головы за родную землю около тридцати потенциальных женихов для поднимавших деревню после разрухи партизанок-невест.

Сегодня в Борке три партизанки — Евгения Ивановна Гусева. Татьяна Кирилловна Алексеева и Медова Пелагея Алексеевна. С последней мне увидеться не удалось, из-за слабого здоровья на зиму она в деревне не остается, уезжает к дочери в Уторгош. Думается, порассказала бы мне она немало интересного о военном лихолетье и о том, как вместе с другими односельчанами старались навредить врагу и молоденькие девчушки из Борка.

Все тот же лес, все те же горки...

Подскакивая на ухабах заснеженной дороги в редакционном «УАЗике» и вглядываясь в синеющую дымку леса за зарастающими полями, невольно пытаюсь подставить себе, как холодными зимами 43-го и 44-го годов по этим же самым лесам пробирались тёмными ночами совсем юные партизанки, чтобы донести до командиров важные сведения. Как стояли они на постах в непосредственной близости от дороги, по которой шли и шли вражеские танки, машины, пешие колонны немецких солдат. Всё запоминали, всё передавали партизанам в боевые отряды.

А сколько жителей окрестных деревень, благодаря смелости тех девчонок, остались живы, сколько не познали унизительного рабского труда на бауэров — не счесть.

Милые мои, славные партизанки! Спасибо вам за то, что не жалели себя ни в войну, ни после нее, надрываясь на тяжеленной работе, растя детей, хороня рано умерших, израненных войной мужей. На себе вы вынесли столько жизненных тягот, что хватило бы не на одну судьбу.

И за верность вашу земле этой, для врага неприветливой, а для своего — родной и любимой — низкий поклон.